Ну а продолжать сегодняшний день, вернее вечер, мы будем уже поэзией.

Удивительно6 но именно сегодня так все заняты именно темой цирка, и стихотворение тоже будет о нём. Правда, не о животных, а о клоуне. Стихотворение Владимира Высоцкого, которое вот уже очень давно закреплено у меня звёздочкой на мп, как избранный комментарий. Да-да. Это замечательное произведение я нашла именно тут, и тут же, не уходя на другие ресурсы, хочу им и поделиться.

Владимир Высоцкий — Леониду Енгибарову

ЕНГИБАРОВУ — ОТ ЗРИТЕЛЕЙ

Шут был вор: он воровал минуты —

Грустные минуты, тут и там, —

Грим, парик, другие атрибуты

Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами

Незаметно, тихо, налегке

Появлялся клоун между нами

Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован —

Жаждет смеха он, тряхнув мошной,

И кричит: “Да разве это клоун!

Если клоун — должен быть смешной!”

Вот и мы… Пока мы вслух ворчали:

“Вышел на арену, так смеши!” —

Он у нас тем временем печали

Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье — век двадцатый:

Цирк у нас, конечно, мировой, —

Клоун, правда, слишком мрачноватый —

Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув,

Вдруг при свете, нагло, в две руки

Крал тоску из внутренних карманов

Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело,

Хлопали, ладони раздробя.

Он смешного ничего не делал —

Горе наше брал он на себя.

Только — балагуря, тараторя, —

Все грустнее становился мим:

Потому что груз чужого горя

По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы —

Шут сгибался в световом кольце, —

Делались все горше пантомимы, 

И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды

Он горстями выгребал из нас —

Будто обезболивал нам роды, —

А себе — защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,

Весело по нашим временам:

Ах, как нас прекрасно обокрали —

Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени,

Уходил он, думая свое.

Рыжий воцарился на арене,

Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений

За кулисы — вот нам и смешно. 

Вдруг — весь рой украденных мгновений 

В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи.

Барабана дробь — и тишина... 

Слишком много он взвалил на плечи

Нашего — и сломана спина.

Зрители — и люди между ними —

Думали: вот пьяница упал... 

Шут в своей последней пантомиме 

Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем —

Возле нас, как бы прилег, устав, —

Первый клоун захлебнулся горем, 

Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо, 

Но успев склониться перед ним.

Этот трюк — уже не пантомима: 

Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы, 

По ночам не угонял коней. 

Умер шут. Он воровал минуты —

Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради 

Не давались: проживем и так! 

Шут тогда подкрадывался сзади

Тихо и бесшумно — на руках...

Сгинул, канул он — как ветер сдунул!

Или это шутка чудака?.. 

Только я колпак ему — придумал, —

Этот клоун был без колпака.

1972 г.